На следующий день Бейтс и Сиггинс выглядели плохо, переменили свое решение о моем увольнении и покаянно прятали от меня глаза. Я мстительно принесла заявление об увольнении, которое у меня не приняли. Я ушла на очередной прогон моделей, до запуска духов оставалось две недели. Бейтса неожиданно посетило вдохновение. Вдохновившись двумя красавчиками, он решил добавить аксессуаров на показ, приуроченный к презентации.

Две недели пролетели как один час, я сбилась с ног, стараясь попасть в несколько мест одновременно, Сиггинс орал на всех, кто попадался ему под руку, а Бейтс все отчаянно доводил свои творения до совершенства.

Настал день «Х». Громадные постеры с изображением духов и слоганом: «Не говори — чувствуй!» были расположены в правильных точках, персонал находился на отведенных местах, модели пришли все, костюмов хватало, пробники были расставлены — все было готово. Приглашенные журналисты и законодатели мод явились в полном составе и даже сверх того, пришли и друзья-конкуренты. Сиггинс только успевал называть мне легендарные имена. Также присутствовали неизбежные «светские люди» и приглашенные. Погас свет, началась пантомима. Юноша и девушка сидели в легких едва прозрачных хламидах по две стороны громадной постели и потягивались. На юноше было одеяние белого цвета, на девушке — черного. Девушка пыталась привлечь внимание парня, но он кивал и читал газету. Тогда у нее появилась идея (в прямом смысле загорелась лампочка над головой и появился вытянутый палец — Эврика) и она нанесла духи на запястье. Он удивленно потянул носом, она подсунула ему обнаженную руку. Он следил за ней, как крыса за дудочкой. Она скрылась за дверью душа, оттуда вылетело ее одеяние и пальчиком поманила его за собой. Свет погас на всей сцене, сосредоточившись на ее руке. Юноша пошел на ее зов, скрылся за дверью, вылетело на пол его одеяние. Свет переместился на слоган. Темнота. Включился свет, около гостей стояли строгие слуги с черными повязками на подносах.

Первая партия дегустирующих прошла за дверь на сцене. Оставшиеся не успели опомниться, как модели в новой коллекции Джона Бейтса начали проходить по подиуму. После прохода модели оставались в зале. Не прошло незамеченным то, что двое мужчин вернулись в зал очень быстро и были вынуждены выйти на улицу в сопровождении тех же невозмутимых лакеев. Модели прошли за 15 минут, сразу же вернулись посетители дальней комнаты и поспешили обменять свои повязки на крошечные подарочные флаконы духов. Повязки на подарки в огороженном месте меняли молчащие юноши и девушки в характерных хламидах, но к гостям они не приближались, отдавали подарки те же лакеи. Вернувшиеся господа имели вид самый загадочный и многозначительный. Следующая партия дегустирующих уже была собрана. Так и пошло. Толпа делилась восторженными впечатлениями, щелкали фотовспышки, шампанское лилось рекой, у Бейтса брали автографы, Сиггинс договаривался о сделках, духи в торговой точке разлетались со скоростью света. Мы надеялись на успех и второй грузовик ждал разгрузки на заднем дворе. Бейтс успел расцеловать меня, Сиггинс покружил меня по подсобке от избытка чувств, ассистенты обнимались между собой, все сияли улыбками.

      Я же находилась в прострации. Абрахас и Тони пришли на дегустацию и пронырливый Малфой уже успел стаскать их внутрь. Они пили шампанское и почтительно слушали внушительного мужчину, пришедшего с ними. Разумеется, этот седовласый дорого одетый мужчина не имел ничего общего с безносым упырем, но я точно знала, что это ОН. Конечно, Лорд был под обороткой, или под чарами, но это был он. Я знала это с того момента, как по ходу пантомимы, модели повернулись лицами в зал. Немножко раньше я упоминала, что Бейтс неожиданно решил добавить аксессуаров за две недели до показа. Что же, он это сделал. Он заменил простые белые маски мимов, которые мы планировали изначально, на произведения искусства. Каждая маска для каждой модели была неповторима. Серебряные маски со сложным рисунком — орнаментом, покрывающие все лицо, с вырезом для глаз и рта, были вручную раскрашены Бейтсом и самолично розданы каждой модели — девушкам и юношам. Это были маски пожирателей. Вернее их прототипы, потому что эти маски еще не вызывали ужаса, эти маски были просто чуть готично прекрасны. Я испугалась их до икоты, когда увидела. Я не могла оторвать от них взгляд. Страшнее всего было то, что никто из людей в зале даже не догадывался, что именно они видят. С этими масками пожиратели будут сеять панику, пытать и убивать.

      С этой секунды я знала, что ОН в зале. Не потому, что так и было в оригинале, нет, я просто знала, что эта вселенная смеется надо мной, превратив миг моего профессионального триумфа в самый страшный кошмар. ОН в зале. Я стояла в тени, чтобы незаметно исправлять недочеты и сейчас была рада, что не вышла в зал. У меня была отличная стратегическая позиция и я ею воспользовалась. Я быстро его нашла. Я его почувствовала. Мне было страшно, как никогда в жизни. Я старалась не смотреть на него прямо, помня, что он один из сильнейших легилиментов в Англии, но он все равно почувствовал мой взгляд. Я отступила за колонну, но все равно физически ощущала его взгляд на своей коже. Он не мог разглядеть меня, но он наслаждался моим страхом. Он попытается найти меня, я была уверена. Мне надо было скрыться. Я быстро распустила волосы и натянула одну из запасных хламид. Также я натянула одну из масок и смешалась с девушками моделями в маленькой курилке. Сиггинс нашел меня с сигаретами, но сам себе объяснил мое поведение стрессом и оградил меня от любого нежелательного общения. Малфоя с Долоховым он тоже спровадил, извинившись моей занятостью и сумасшедшим днем. Я сидела в полной прострации и пыталась взять себя в руки.

      Именно в этот момент до меня дошло, что я ничего не смогу изменить. Ничего. Вселенная пластична, она приспосабливается. Слова из фильма «Поворот не туда» наполнились для меня новым смыслом. Против Темного Лорда я не продержусь и пяти минут. Против Дамблдора — столько же. Двое взрослых, умных, жестоких мужчин, обладающих властью и опытом друг против друга и вдруг тут еще я, Мэри Сью рекламного розлива. Я для них со всем своим «после знанием» даже не фигура на шахматной доске, а скорее песчинка в песочных часах, которыми они отмеряют свои ходы. Все будет, как должно быть, все примут свою судьбу. Я не могу ничего сделать. Хотя…

Хотя, как величина неучтенная, а значит неинтересная, я могу попытаться вытащить одного-двух человек. Тех, что еще ни одному из игроков не интересны. Ребенка, может быть, женщину. Я уберегу Северуса, я сбегу с ним, и заберу Ирму, если смогу. Ирма еще не успела сильно засветиться в игре, в каноне от нее было лишь имя на гобелене, ее можно попытаться выдернуть. Я сбегу так далеко, как только смогу. Тони и Абрахаса мне не спасти. Их судьба и смерть предрешены. Я не буду пытаться спасти всех, иначе смерть моя будет ранней и бессмысленной. Я должна уберечь Северуса. Я пришла сюда для того, чтобы изменить его судьбу. О моем любовном счастье речи не было. Прости, Тони. Плевать на любые Родовые дары, я не магичка, этому надо учиться с детства, ну не бывает так, что за один ритуал я могу в одночасье стать круче Мерлина. Хотя бы мышечная память должна наработаться, не говоря обо всем другом. Нельзя полагаться на то, что легко может подвести. Я — это я, и спасти меня и моего сына может только моя голова. И деньги.

Глава 21

      Я сидела среди коробок в маленьком грязном дворике с пустой бутылкой дорогого шампанского в руке и очень себя жалела. Мои ассистенты нашли меня в курилке, вытянули на условно свежий воздух и распили со мной бутылку «за победу». Я отправила их в зал работать, а бутылку оставила себе. Я ее допила и расстроилась еще больше. Мне было плохо и горько. А что делает наш человек, когда ему грустно и муторно на душе? Если душа болит — ее надо лечить. Нашу душу лечит только водка. Если водки нет — сойдет другой алкоголь. Горилка, самогон, шнапс, виски, коньяк. Хотя водка лучше всего. Я погрустила по поводу отсутствия водки, но вспомнила, что у Сиггинса в заначке есть виски для VIP- клиентов.